- И воздерживаться мы не век будем, - поднялся Митя. - Пусть Виктор подумает… пусть докажет. Мы его в комсомол сами тогда позовём.
- Ну хорошо, ребята! Теперь идите, - отпустил Фёдор Семёнович членов комитета.
Плотно прикрыв за ними дверь, он взял из угла стул и сел напротив Никиты Кузьмича.
- А я ведь к вам собирался, - заговорил учитель. - Как стемнеет, думаю, так и пойду. Разговор нам с вами откладывать никак нельзя!
Никита Кузьмич выжидательно молчал, неторопливо скручивая толстую цигарку.
- Товарищи не пожелали принять Витю в свою семью, - продолжал Фёдор Семёнович. - Не по душе он им пришёлся. А ведь это беда, Никита Кузьмич, большая беда!
- Беда невелика! Дайте команду, всё и поправится.
- А вы слышали, что школьники говорили?
- Им только волю дай, они выдумают, наплетут всякой всячины.
- Да разве комсомольцы плохого Вите желают? - удивился учитель. - Они же хотят, чтобы ваш сын стал настоящим товарищем. И двери комсомола для него не закрыты: поживёт, поразмыслит, поймёт самое важное, и ребята его с радостью примут.
- Я словеса не мастер плести. Я так скажу, без дальних подходов: сынка в обиду не дам! И, как он пятерочник у вас, вы ему помех не чините. Пусть ваш комсомол заново всё порешит.
- Вы способностей сына, Никита Кузьмич, не преувеличивайте. Математику он любит, это верно, а к другим предметам нередко с прохладцей относится… Но дело даже не в этом. Для комсомола одних пятерок в табеле ещё мало. Душа у человека должна быть ясная, ему товарищи должны поверить… - Фёдор Семёнович поднялся. - За то, что Витю не приняли в комсомол, мы, учителя, тоже несём ответственность. Значит, недоглядели кое-чего. Но во многом и вы, Никита Кузьмич, виноваты. Неверно вы сына воспитываете. Я вам не раз говорил об этом. Белоручкой он растёт у вас, себялюбцем.
Никита Кузьмич потемнел в лице:
- Вон куда целите! Опять Кораблёв нехорош!.. Всю жизнь вы меня поправляете да подсиживаете.
- Подсиживаю?.. - Фёдор Семёнович побледнел. - Я? Вас?..
- Известное дело. Вспомните-ка, где вы меня только не задевали… Чуть ли не на каждом собрании имя моё склоняете. А теперь вот к сыну придираетесь…
- Папа, что ты говоришь такое? Одумайся! - раздался встревоженный голос: в дверях стояла Галина Никитична.
Никита Кузьмич кинул на дочь сердитый взгляд, махнул рукой и вышел из учительской.
Учитель потянулся к графину с водой. Руки его дрожали.
- Фёдор Семёнович! - кинулась к нему Галина Никитична. - Что тут произошло?
- Нет, нет, ничего. Пустяки. Поспорили немного… совсем пустяки… - Учитель отставил стакан с водой, так и не отпив из него, опустился на стул и придвинул к себе папку с бумагами: смотрите, мол, я уже совсем спокоен.
- Вам комсомольцы обо всём рассказали? - помолчав, осторожно спросила Галина Никитична.
- Да, я знаю…
- Вы считаете, что я совершила большую ошибку…
- Почему же ошибку? - перебил её учитель.
- Илья Васильевич говорит, что я должна была сдержать комсомольцев.
Фёдор Семёнович на минуту задумался.
- Нет, я этого не думаю, - убеждённо сказал он. - Пусть комсомольцы на этот раз поступили с Витей слишком строго - это ему не повредит. Но меня радуют их принципиальность, твёрдая позиция, взыскательность друг к другу. А это очень дорого, Галя…
Учительница облегчённо перевела дыхание.
- Ты что, переволновалась?
- Очень! - призналась Галина Никитична. - Слишком уж я близко всё к сердцу приняла.
- «Близко к сердцу»… - повторил Фёдор Семёнович. - Это не так уж плохо. Пожелаю тебе сохранить это качество до старости… - Он внимательно посмотрел на девушку и указал ей на стул рядом с собой. - Ну что, много нерешённых задачек накопилось?.. Садись, подумаем…
Из учительской Галина Никитична вышла, когда уже начало смеркаться.
Около крыльца сидело человек десять комсомольцев.
- Вы почему не расходитесь? - удивилась учительница.
Комсомольцы молча обступили её, заглянули в лицо.
- Галина Никитична, он за кого, - вполголоса спросила Варя: - за нас или за Никиту Кузьмича?
- За нас, ребята, за нас! - улыбнулась учительница.
Все двинулись к Высокову. Даже те, кто жил в Локтеве и Почаеве, решили проводить Галину Никитичну до дому.
Кто-то зажёг электрический фонарик и светил учительнице под ноги, то и дело предупреждая о лужах и рытвинах. И потому ли, что шли такой дружной компанией, или потому, что ребята наперебой болтали о всякой всячине, но дорога к дому показалась Галине Никитичне много короче, чем обычно.
Ударили первые морозы. Лужи затянуло хрупким ледком, трава покрылась сединой, дороги и тропки стали твёрдыми и звонкими, точно их вымостили камнем.
Сергей Ручьёв попросил Костю написать к пуску электростанции несколько красочных плакатов и лозунгов.
Но обычные плакаты не устраивали Костю, и он придумал сложную композицию: бетонная красавица плотина, водная гладь широкой реки, густая сеть проводов на ажурных башнях, а на заднем плане - богатое электрифицированное хозяйство колхоза.
К работе над картиной Костя привлёк Варю, Митю и Пашу.
- Очень уж сложно всё, не справиться нам, - озадаченно заметил Паша, когда мальчик рассказал ребятам план будущей картины. - Да и нет всего этого в нашем колхозе.
- Нет, так будет! - возразил Костя. - Надо вперёд заглядывать…
Писать картину начали на огромном листе фанеры. Но дело ладилось плохо. Вода в реке выглядела, как высокий снежный сугроб; бетонная плотина походила на дощатый забор.