Сергей Ручьёв что-то говорил. Рядом с ним Фёдор Семёнович писал протокол.
В углу Витя заметил отца. Тот сидел на корточках, нахохлившись, как сыч, и дымил папироской-самокруткой.
Сергей рассказывал об учёбе колхозников. Большинство членов артели уже сейчас посещают агротехнический кружок, созданный при помощи учителей. Несколько человек удалось направить в район, на курсы просоводов.
- Направить - направили, а некоторые уже утомились… на каникулы приехали, - сказал один из членов правления.
- Да, Никита Кузьмич, в чём дело? - спросил Сергей Кораблёва. - Недели не прошло, а вы уже дома?
- Я, председатель, тебе потом доложу… - отозвался тот. - Не ломай собрания.
Неожиданно вошла Марина, протолкалась к столу и что-то шепнула Сергею. Тот покрутил головой:
- Срочное донесение, товарищи… Марина только что по телефону с районом говорила. Кораблёв-то наш того… Вроде как сам себя с курсов уволил… Никита Кузьмич, вы бы объяснили людям.
Кораблёв потушил цигарку и, кряхтя, поднялся:
- Освободите, граждане! Не по годам мне эти курсы. Там одних наук, почитай, полная дюжина: агротехника, машиноведение, ботаника… И не выговоришь, язык заплетается. А у меня мозги задубели, пальцы перо не держат… Да и в сон, признаться, клонит.
- Насчёт сна это в аккурат, - фыркнул дед Новосёлов. - Мы с Кузьмичом осенью на слёте в районе были. Так он все прения проспал и художественную часть вдобавок. Я его бужу, домой пора ехать, а он сердится: «Погоди, Тимофей, ещё петухи не пели».
В правлении дружно засмеялись. Сергей постучал карандашом по столу.
- Давайте по существу, товарищи…
- Давайте! - поднялась Марина. - Я давно о Никите Кузьмиче хочу поговорить. Человек он будто уважаемый, хозяйственный, а вот учиться не желает. И людей в бригаде с толку сбивает…
- Кого это я сбиваю? - спросил Кораблёв.
- А помните, весной что было? Просила я вас с девчатами озимую пшеницу бороновать, а вы такое им наговорили… «Боронование, мол, затея опасная, можем весь хлеб погубить». Чуть тогда всю работу не сорвали…
- Было такое дело? - спросил Сергей.
- За год много чего было, всего не упомнишь… - неопределённо буркнул Кораблёв.
- Словом, я так скажу, - продолжала Марина: - работает Никита Кузьмич, как мужик доколхозный, от всего нового шарахается. Вот теперь и с курсов сбежал.
- Что же ты предлагаешь? - спросил Сергей.
Витя, подавшись вперёд, старался рассмотреть в полутьме лицо отца. Ему казалось, что после слов Марины отец должен был подняться во весь рост, подойти к столу и так ответить бригадиру, чтобы та не знала, куда деваться. Но он почему-то молчал и курил цигарку за цигаркой.
- Есть у меня предложение, - сказала Марина. - Не желает Никита Кузьмич учиться - дать ему другую работу в колхозе. Пусть в шорники идёт или в сторожа.
Кораблёв приподнялся и уставился на девушку с таким видом, словно с малых лет не видел её и теперь не может признать.
- Ну Балашова! Ну соседка! Вон ты какая стала!.. - И он, расталкивая колхозников, пошёл к двери.
- Обождите, Никита Кузьмич! - остановил его Сергей. - Что вы взвились прежде срока? Разговор полюбовный идёт. Послушаем, что ещё люди скажут.
Раздались голоса, что просьбу Кораблёва надо уважить и не посылать его больше на курсы.
Слова попросил Фёдор Семёнович. Витя так и подался вперёд: вот когда учитель высмеет отца, сведёт с ним счёты!..
- Легко же вы с человеком разделались! - заговорил Фёдор Семёнович. - «Уважить, освободить»… Слов нет, шила в мешке не утаишь: Никита Кузьмич поотстал от людей, постарел не по годам… Но что в поле он работать умеет, землю понимает - этого у него не отнимешь. И рано ему ещё в сторожа уходить…
Витя всё ждал, что после такого осторожного вступления учитель наконец-то обрушится на отца. Но ничего плохого он не сказал. Он даже посоветовал правлению Никиту Кузьмина от курсов не освобождать, а обязать закончить их, да не как-нибудь, а с отличием.
- Кораблёв у нас не из слабеньких, в азарт войдёт - одолеет.
Члены правления согласились с учителем.
Витя с недоумением поглядывал то на отца, то на Фёдора Семёновича. Вдруг он заметил рядом с собой Костю Ручьёва. Взгляды их встретились.
«Слушай, как учитель на твоего отца нападает! - казалось, говорили Костины глаза. - Все бы так нападали!»
Витя зябко поёжился и выскользнул за дверь. Дома он молча разделся и забрался на печь.
В голове у него всё перепуталось. До сих пор Витя считал отца одним из самых уважаемых людей в колхозе. Никита Кузьмич много лет был членом правления, потом кладовщиком; с его мнением считались, к нему прислушивались. Он отлично знал все колхозные угодья; по его сигналу начинали сев, сенокос, уборку хлебов. Никто удачливее и дешевле Кораблёва не умел купить для колхоза племенного быка или рабочих коней… И вдруг против отца подняли голос. И кто же? Марина Балашова, соседка, молодой бригадир.
Витя ничего не мог понять. А ведь ему всегда так хорошо и покойно было с отцом. Отец был ласков, заботлив, никогда ни в чём не отказывал, всегда вовремя приходил к нему на помощь.
…Вскоре Никита Кузьмич вернулся из правления. Семья села ужинать. Витя сослался на головную боль и от ужина отказался.
За столом царило молчание. Первой его нарушила мать. Она спросила отца, правда ли, что на собрании Марина Балашова предложила ему пойти в сторожа.
- Уже пошло по свету гулять… - Никита Кузьмич поморщился и отложил в сторону ложку. - Марина, она скажет… горяча чересчур!
Он поднялся, зашагал по избе и, всё больше распаляясь, заговорил о том, что в колхозе его не ценят, старые заслуги забыли, люди сводят с ним личные счёты…